«Упаду, смертельно затоскую,
Прошлое увижу наяву,
Кровь ключом захлещет на сухую,
Пыльную и мятую траву»
Эти стихи поэт Николай Гумилёв написал в 1916 году и, конечно, не предполагал, что пять лет спустя они сбудутся. 24 августа 1921 года он вместе с шестьюдесятью другими осуждёнными по делу о заговоре против советской власти был приговорён к расстрелу, а в ночь с 25 на 26 августа приговор был приведён в исполнение. Хотя поэт не написал ни одного антисоветского стихотворения, его творчество было запрещено вплоть до 1986 года — и при этом Гумилёв стал настоящей легендой. Почему он попал под запрет и как его стихи вернулись в публичное поле?
Для начала удивительный факт: практически сразу после расстрела вышел сборник стихов Гумилёва «Огненный столп». И ещё более удивительный: до 1925 года ни о каком запрете речи вообще не шло. Да и с чего бы? Стихи Гумилёва абсолютно аполитичны, более того, в некотором смысле оторваны от тогдашней российской реальности. В них куда больше визионерских романтический странствий, философских исканий и эфемерных сущностей. Но, возможно, именно этот «эскапизм» вкупе с неблагонадёжной биографией оказался не по нраву советским властям, и в 1925 году поэт был признан «певцом империализма» и оказался персоной нон грата в советской печати.
Под запрет попало даже само имя Гумилёва. Если оно и встречается в тогдашней мемуаристике, то в основном у эмигрантов — Ирины Одоевцевой, Владислава Ходасевича. Но Гумилёв не забыт: его стихотворения ходят по рукам в «списках», их читают друг другу наизусть. В 1943 году, воспользовавшись неразберихой военного времени, в Одессе крошечным тиражом печатают сборник Гумилёва: представьте себе, как сильно должны действовать стихи, чтобы ради них рисковать в разгар войны! Стихи Гумилёва давали людям надежду на то, что за пределами страшной реальности есть иной, красочный мир — посмотрите, как об этом пишет Евгения Гинзбург в романе «Крутой маршрут»:
«Вот сегодня, например, мы заговорщическим шепотом ВЫДАЁМ друг другу Гумилева. Как он утешает здесь! Как отрадно вспомнить здесь, на Эльгене, что далеко-далеко, на озере Чад, изысканный бродит жираф. Так и бродит себе, милый, пятнистый, точно ничего не случилось. Потом, перебивая друг друга, вспоминаем от начала до конца стихи о том, как старый ворон с оборванным нищим о ВОСТОРГАХ вели разговоры. Это самое главное: уметь помнить о восторгах даже на верхних эльгенских нарах…»
Только в перестроечное время, когда страну охватил ветер перемен, Гумилёв по-настоящему вернулся к советским, а потом российским читателям. И правда, кому ещё
быть ветром свободы, как не поэту-путешественнику, поэту-рыцарю, поэту-визионеру? Он-то про этот ветер точно многое понимал:
«Понял теперь я: наша свобода
Только оттуда бьющий свет,
Люди и тени стоят у входа
В зоологический сад планет.
И сразу ветер знакомый и сладкий,
И за мостом летит на меня
Всадника длань в железной перчатке
И два копыта его коня».
#ruspoetrytravel #ruspoetrytravel_памятныедаты #ruspoetrytravel_поэты
